Неофициальный сайт села Байгильдино Нуримановского района Республики Башкортостан

Точное время
Меню сайта
Погода
Счетчик


...


Воспоминания о войне

 М.Ф.Гаянов

 Мысленно возвращаясь в прошлое, каждый раз останавливаюсь на тяжелых военных годах, вспоминаю своих фронтовых друзей. Особенно дороги для меня воспоминания о Федоре Корнилове, предстающем перед моим мысленным взором лучшим из всех людей, имя которого навечно вписано в тетрадь моей души. Под градом из пуль он вынес меня, раненого с поля боя. Я обязан ему жизнью.

1942 год. Осень. Идет  ожесточенное противостояние за Сталинград. Враг бросил сюда свои самые сильные дивизии и технику. Фашистские самолеты беспрерывно посыпают Сталинград бомбами, десятки артиллерийских залпов переворачивают город верх дном. Рушатся школы, заводы и фабрики, жилые дома, уникальной неповторимой архитектуры здания дворцов культуры. Вместо них остаются лишь безобразные кирпичные кучи. Он разрывов снарядов содрогается сама земля. Город горит. Небо заволокло тучами дыма и пыли, в проблески между которыми, время от времени, как бы сожалея о происходящем, поглядывает солнце. Кажется, и его лик озабочен и огорчен увиденным. Здесь идет смертельная схватка с врагом. «Жизнь или смерть!» Кровь льется за каждую улицу, за каждый дом Сталинграда. В небе схлестываются самолеты. Те, что с красными звездами на крыльях ловко облетают сверху и снизу фашистские самолеты и поливают их огнем. Когда же сбивают наш самолет, и он взрывается, падая на землю, вместе с ним и героем в его кабине будто разрываются и наши сердца. Кто не видел всего этого сам, так же переживать как мы тогда не сможет.

На улицах лежат мертвые тела: стариков, обнимающих своих младенцев матерей, еще вчера бегавших играя детей. Земля завалена мертвыми телами. Ах! Скорбно смотреть на то, что натворили фашистские захватчики. Пусть их бог накажет! Сколько народу они истребили самым хищническим путем. Бог обязательно накажет угнетателей.

Враг продолжает неистовствовать, становится коварнее с каждым днем. Вот он сосредотачивает огонь своей артиллерии на тракторном заводе, рушит его постройки. А мы бегаем между домами и в упор перестреливаемся с фашистской пехотой. Стараемся отстоять каждый дом, каждую улицу.

Так, без сна и отдыха пролетал день за днем. А беззаботная природа продолжала делать свое дело, мучила итак обессилевших беготней и залитых потом солдат изнуряющей жарой. Наконец, в кровопролитных днях пришла прохладная осень. По ночам слегка морозило, к утру опускалась легкая пороша. Хоть и было холодновато, все же и душе и телу стало легче. А немцы мерзли и даже немного затихали. Вот и в тот день, после безуспешных ночных атак немного успокоились, утомились видать. Но, все же, заметив нас, изредка напоминали о своем существовании.

Враг обошел нас с флангов, мы остались в дуге, понесли большие потери. Времени для отдыха не стало совсем.

Медленно, как бы не желая видеть зверств фашистов, взошло солнце, показавшееся мне тогда сморщенным ликом горестной и печальной матери. Казалось, будто его милосердное сияние иссякло из-за этой несправедливой войны, будто в нем отражались пролившиеся на землю кровавые пятна. Пораженный этим зрелищем я медленно перевел взгляд на противоположную сторону улицы. У основания дома лежал пяти или шестилетний ребенок. Кудрявые волосики, рыжее пальтишко с воротником, босые ноги. Свернулся, как бы желая хоть так согреться. «А может он живой?» - подумал я и поспешил к ребенку; следом свистнули несколько фашистских пуль. Я перевернул ребенка на спину, его голубые остекленевшие глаза неподвижно уставились в небо.

Он был мертв. Да, он был мертв, его жизнь навсегда оборвала фашистская пуля. Он уже никогда не переступит порога школы, не обрадует мать радостным возгласом: «Я пятерку получил!». По окончании школы не получит специальности, не женится на любимой девушке, у него не будет таких же как он сам здоровых и красивых как яблочко детей. Тот фашист погубил не только этого ребенка, но и его будущее, его должных родиться детей.

Не желая, чтобы ему было холодно лежать на спине, я перевернул тело обратно так, как застал – комочком. А его мать, отец…? Улица была полна погибшими, возможно и они лежали среди них. Вон, поблизости лежит одна красивая женщина с кудрявыми волосами, может она и есть его мать. Кажется, будто рука этой женщины тянется в сторону мертвого ребенка. Возможно, она бежала к нему на помощь, когда ее настигла фашистская пуля. Смерть застала ее в момент, когда она протянула руку помощи своему ребенку. Мои кулаки сжались еще крепче, захотелось своими руками лично перебить всех фашистов.

Долго, очень долго я смотрел на того ребенка. В лучах солнца его рыжее пальто казалось одним сгустком крови. В его кучерявых волосах поблескивали снежинки. Казалось, будто солнечные лучи падали на одного него. Дитя! Наверное, еще вчера играл со своими друзьями, ластился к матери, а сегодня…. Как же он, наверное, визгнул, когда в него попала вражеская пуля, как плакал, молил о помощи, бедняжка. О боже, почему нельзя заново вдохнуть в него жизнь? Из множества лежавших на улице мертвых людей, оборвавшаяся жизнь именно этого ребенка оставила в моем сердце самую глубокую рану. По сей день глаза полнятся слезами и ноет сердце, когда вспоминаю это свернувшееся калачиком маленькое мертвое тельце.

В это время я заметил, как из окна одного из разрушенных домов командир подает мне какие-то знаки. Я быстро добежал до него и нырнул в пролом. Вдогонку устремилась немецкая пуля, но догнать меня не смогла. Командир дал задание мне и Кузьмину - парню из Бакалинского района, вместе с которым мы служили в Алкино и вместе уходили на фронт. Выполняя приказ, я выбежал на улицу и тут краем глаза заметил, как неожиданно резко упал, какой-то русский парнишка, укрывавшийся от фашистов у входа в дом справа; позже выяснилось, что под ним просто  надломилась доска. Я повернул к нему и не успел произнести «Попал что ли?», как показалось, будто очень сильный человек с размаху ударил меня двухпудовой гирей по левому плечу. Переворачивая в воздухе меня отбросило на несколько метров в сторону. Изо рта и из носа хлынула кровь, я даже поперхнулся ею, начал задыхаться. «Это и есть, наверное, смерть, - подумал я. - Смерть…! Нет, нет, я не хочу умирать!» Перед глазами как кадры кино пронеслись все в цветах родные луга, друзья, любимая девушка. Скорее всего, тот немец, который проводил меня пулей, когда я бежал к командиру, терпеливо дожидался, рассчитывая, что я, рано или поздно снова покажусь. Если бы я не повернулся к тому упавшему с доски парнишке, пули попали бы точно в сердце.

В это время чьи-то сильные руки ухватили меня за воротник шинели и затащили внутрь ближайшего дома. Товарищи…!

Левая рука ничего не чувствовала, болталась как что то толстое и чужое. Слышал только как товарищи, разрывая на мне гимнастерку, приговаривали «Сразу три пули попало». Кое-как перевязав рану и, положив меня на пол, они убежали на свои позиции.

Начинался бой. Возобновился обстрел вражеской артиллерии, усилилась стрельба. Казалось, все снаряды рвались только вокруг дома, где лежал я. В тот период мы сражались среди простых частных домов. Тот, в котором лежал я, наверное, был домом очень начитанного человека – там было много книг.

Снаряды переворачивают землю вверх дном, а я валяюсь тут беспомощный и бесполезный. В таких переживаниях я, то ли потерял сознание, то ли от постоянного недосыпа и усталости глубоко заснул. Давно я так не спал. А про горячую пищу и не слыхали. Бывало, что по несколько дней и куска сухаря не доставалось. Иногда перепадал гвардейский паек: одна булка хлеба в 900 грамм. Его мы съедали за раз. Довольствовались этой одной съеденной булкой и на следующий день, и на третий, частенько даже и на четвертый день. Ничего не поделаешь – война.

Проснулся я, когда уже стемнело. Грохот пальбы отдалился. Бои продолжались на флангах. Сознание полностью вернулось, хотел приподняться, чтобы сесть - не смог, не хватило сил. Крови натекло столько, что лежал я в настоящей луже из нее. Не могу пошевелить даже здоровой рукой. Кто же мне поможет? Лежу один, полуодетый, в пустом доме. Силюсь присесть и опять валюсь на пол. Не хватает воздуха. Сердце готово выпрыгнуть из грудной клетки, все тело лихорадит. Кажется, что вместе со мной тогда трясся весь мир. Пытаюсь пошевелить немеющими ногами, надеясь добраться до санчасти ползком, вот только сил бы  поднабраться. От большой потери крови совсем обессилел, душа готова была покинуть тело. Но умирать не хотелось. Санчасть на берегу Волги, отсюда примерно в двух километрах. Где же все товарищи? Отступили что ли, ведь и боеприпасы были на исходе? Что со мной будет, если я остался в окружении фашистов? Я даже похолодел, в голове пронеслись какие-то ужасные мысли. Не хотелось пропадать в фашистском тылу, разум искал спасительные пути.

Стемнело. Желая прислониться к стене и передохнуть, пополз к углу комнаты. На пути встретилась кровать с настеленными на нее досками. Постели само собой не было. Долго провозившись, пыхтя как маленький ребенок, забрался на эту кровать. Сел прислонившись на эту кровать, и стал наблюдать за происходящим снаружи.

Сталинград горел. Снаряды перелетали и разрывались в центре города, разбрызгивая огонь во все стороны. Как искры разлетались автоматные очереди. В это время мимо окна мелькнула, какая-та тень. Лезет в дом. Ах, только бы не немец! И оружия рядом никакого. Провел рукой вокруг себя – ничего. Мне бы хоть что, лишь бы, прежде чем немец нажмет на курок успеть изо всех сил запустить ему в лоб, за того мальчика, за всех погибших, за себя. С грохотом свалился на пол, ощупываю – и тут ничего. Наконец, рука коснулась то ли камня, то ли куска кирпича. Сжал его в кулак и приготовился метнуть. Пополз к окну. Падающий из окна с разбитыми рамами тусклый свет зари слегка освещал порог. Если это окажется немец, кину в него камнем, а сам перевалюсь через подоконник и скроюсь. А пришелец взял, да обратился ко мне по имени. Это оказался мой друг Кузьмин. Когда услышал его голос, мое умирающее тело словно ожило. На холодеющем теле проступил пот.

- Ты еще живой? - сразу спросил он.

Живой ли я? Жизнь тяжелораненого человека висит на тонкой струнке. Наверное, отправили просто узнать, жив ли я. В тот момент меня это не волновало, на фронте друг друга не бросают. В момент затишья мой друг, вместо того, чтобы передохнуть, побежал справиться о моем состоянии. Бог его отблагодарит. Я успел расспросить его про обстановку. Больших изменений не произошло, пока я тут лежал без сознания, отбили еще одну атаку врага. Узнав эту новость, во мне прибыло сил, чуть отогрелся душой, угроза оказаться в плену отступила.

- Командир приказал притащить тебя в блиндаж. Ночью увезут санитары, - сообщил Кузьмин.

Какие теплые слова! Показалось, будто в потерявшего всякую надежду, умирающего человека заново вдохнули жизнь. Спасибо моему товарищу. Разве пропадешь, когда друзья так о тебе заботятся. Он же прибежал, чтобы спасти мою жизнь. Вот, такие приятные мысли я переживал в ту минуту.

Кузьмин Михайло взвалил меня на себя и понес из дома. Но с таким грузом ему до блиндажа было не добежать. А немец, стоило ему только заметить кого-нибудь, забежавшего в какой-то дом, нацеливал туда дуло автомата и ждал выхода. Если пойдем прямо так, погибнем оба.

- Иди один, - говорю Кузьмину, - хоть ты выживешь, нечего обоим пропадать.

- Без тебя не пойду - противится тот.

Я попросил прислонить меня к стенке. Попробовал встать, но тут же все вокруг закружилось. Крикнул Кузьмину, чтобы бежал, обещав последовать за ним. Он понесся, словно стрела и укрылся за углом соседнего дома, за ним тут же застрекотал автомат. Куда там, разве немцу догнать шустрого Кузьмина. Вот мне как быть? Меня же после первого же шага подстрелят. Так быстро я и когда здоровый был не бегал, куда уж теперь то, когда и на ногах еле стою. Пока я стоял в раздумьях, ночь, как бы желая помочь мне, стала еще темнее. Была, ни была! Расшевелив обессиленные ноги и на каждом шагу призывая на помощь Аллаха попробовал бежать. Расстояние в 5-6 метров показалась мне 5-6 километровой. Так никто в меня и не выстрелил. Видать, немцы не ожидали, что из дома выбегут двое, ведь забегал то всего один. Добежал и тут же свалился. Товарищи на руках донесли меня и положили в блиндаже. «Появился повод выпить» - как говорят старики.

Всю ночь бредил санитарами, но никто так и не подошел. Ничего не поделаешь, наверное, не было возможности, война ведь.

Разбрызгивая вокруг себя холодные лучи снова взошло солнце, а я все еще живой. Уже сутки истекаю кровью и все еще лежу на передовой под пулями. Подбегал командир, спрашивал о самочувствии.

- Терпимо - отвечал я, стараясь не подавать виду.

Он же в ответе за весь фронт, а может и за все Отечество. Чертыхаясь на нерасторопность санитаров, он побежал дальше.

Наверное, из-за того, что приходилось двигаться, раны не затягивались и продолжали сочиться кровью. К утру сил совсем не осталось, видел только силуэты товарищей, а узнать уже никого не мог.

Отвести меня в санчасть командир приказал чувашу Корнилову Федору. С ним мы тоже вместе служили в Алкино и вместе же попали на фронт. Ползком он еле дотащил меня до старого русла Волги. Эта неглубокая речка в овражистом русле единственный путь к самой Волге, в наш тыл. Довольно широкая, по весне попадаются и глубокие места, но пройти можно. Кое-где берега были размыты талыми весенними водами. Проходя мимо таких простреливаемых проемов можно было стать легкой мишенью для немцев. По обоим берегам враги, только сам овраг в наших руках

Ростом Федор едва доставал меня до плеча. Он подлез под мою правую руку, обнял за пояс и повел вперед. Простреливаемые участки старались пробегать быстрее. В одном месте остановились передохнуть. По самому дну оврага струился тоненький ручеек. Вода! Когда увидел воду, глаза брызнули яркими искрами. Двое суток без воды это не шутки. Да еще и сильное обезвоживание организма из-за большой потери крови.

- Федор, дружок, воды дай, воды! – начинаю я умолять.

Тот, как бы ни слыша, продолжал беззаботно сидеть.

- Воды, говорю, дай воды!

От бессилия я весь вжался в землю, перед глазами как волны заходили какие-то тени. Во рту пересохло и потрескалось.

- Федор, воды! – еле ворочаю я языком.

Наверное, зная, что от воды некоторые раненые могут погибнуть, мой товарищ разными правдами и неправдами продолжал тянуть время.

- Это грязная вода. Не видишь что ли, трупы валяются?

- Да, хоть мертвые шайтаны пусть лежат, все равно выпью!

- Выпьешь – умрешь! - говорит.

- Если даже и умру, то напившись воды. Давай!

Тело горело огнем, до того хотелось пить, что от отчаяния, глядя на воду, начал плакать. Если бы вы знали, как хочется пить раненому человеку!

Наконец мой товарищ надо мной сжалился и принес фляжку воды. Ах, было ли на свете что-нибудь вкуснее той воды! Приоткрылись глаза, посветлел мир, но ненадолго. Уже через 10-15 метров я вконец обессилел, обмяк и повис на Федоре, лишь изредка мог шевелить ногами. Каждые 10-15 минут останавливались передохнуть: Федор - сидя, я лежа. На каждом привале выпивал фляжку воды. Убедившись, что вреда нет, мой товарищ больше не возражал, чтобы я ее пил. Пока добрались до проложенных через овраг рельсов, день склонился к закату. По пути успел выпить, наверное, целое ведро этой грязной воды.

Под железной дорогой в полуцилиндрической форме подвале разместился штаб соседнего полка. Увидев окровавленного раненого, нам разрешили пройти внутрь. Меня уложили на мягкую постель, в которую я тут же буквально провалился. Напоили горячим чаем. Вызвали по связи санитаров. Через какое-то время они уже появились с носилками в руках.

- Ладно, выздоравливай, - пожелал мне на прощание Корнилов,  - возвращайся домой. Будем живы – еще встретимся.

- Спасибо, товарищ! – отвечал я. – Пусть будет суждено живыми и здоровыми встретиться после победы.

Провожаемый моим благодарным взглядом Корнилов ушел на свою боевую позицию, воевать.

Когда санитары донесли меня до санбата у Волги, солнце уже заходило. Здесь раны слегка почистили, перевязали и, когда стемнело, разложили нас всех на берегу, подготовив для переправы. Тогда движение по Волге происходило только по ночам, т.к. господствующая высота была занята врагом. Оттуда он контролировал все вокруг и обстреливал все, что замечал на воде. Эвакуация населения, переправа войск, вооружения, хлеба, раненых и другие подобные операции, все осуществлялось по ночам.

Пока же мы лежали рядком как живые мишени. Из пролетающих над нами немецких самолетов сыпались бомбы. Лежали и ждали, когда накроет и нас. Много народу тогда погибло.

Очереди на паром мы дождались не сразу. Накрытые одной шинелью мы всю ночь со стонами и криками ворочались на холодном песке. Холодный осенний ветер с воды пронизал нас до мозга костей.


(окончание далее)

Поиск
Календарь
«  Октябрь 2024  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123456
78910111213
14151617181920
21222324252627
28293031
Архив записей
Праздники
Праздники России
Алмаз Насретдинов   © 2024    Рафаэль Насыров
Бесплатный хостинг uCoz